Книга Столкновение  - Александра Салиева

— Я обещал Дмитрию Сергеевичу, что я всё решу, как только мы с тобой поговорим. Наедине, — подчёркивает Фролов. — И, как видишь, мы с тобой сейчас и впрямь наедине, — разводит руками, улыбаясь ещё шире прежнего, да с таким довольством, словно джек-пот только что выиграл. — Так что ты, Настёна не выйдешь отсюда, пока я не получу то, что мне нужно. А именно… — переходит на деловитый тон, шагнув в сторону.

Я закономерно напрягаюсь. Но он делает вид, будто бы не замечает. Проходит к угловому шкафу в дальнем углу помещения, по-хозяйски заглядывает в него. Окинув критическим взглядом содержимое полок, вытаскивает оттуда… бутылку коньяка. Стакан для себя тоже достаёт. Наливает до самых краёв. Бутылку на место не возвращает. Вместе с ней и стаканом подходит к упавшему креслу, умудряется поднять его, после чего вольготно располагается в нём. Молчит. Полстакана сперва выпивает.

— Так вот, — наконец, изволит объясниться. — Сейчас ты сядешь рядышком, — кивает в сторону другого кресла. — Возьмёшь лист бумаги и как миленькая напишешь про то, как Тимур Смоленский похитил тебя и твоих братьев. Про экономку нашу упомянуть не забудь. Она у нас главный свидетель, кстати, — хмыкает и залпом допивает оставшееся содержимое стакана.

А до меня только сейчас, поздней реакцией доходит…

— Не во мне вовсе дело. И не в близнецах, — протягиваю ошарашено, осознавая всю широту подставы. — Ты его или посадишь, или он твои условия примет. Ведь так?

Подтверждение не требуется. Но я всё равно задаю вопрос. То ли время тяну, то ли просто не знаю, что ещё сказать.

— О! Соображаешь, когда сильно надо, — на свой лад восхищается моей проницательностью Фролов. — Ты же мне такую возможность предоставила, как ею не воспользоваться? — заговорщицки подмигивает. — Так что, Настёна? — наливает себе вторую порцию коньяка. — Ещё выпендриваться будешь, испытывая моё терпение, или уже образумишься, наконец?

Он умолкает. Но совсем не потому, что оставляет мне возможность каким бы то ни было образом отреагировать. Я и моргнуть не успеваю, а стакан со спиртным летит в мою сторону. Звон разбивающейся об стену посудины, брызги коньяка, разлетающиеся осколки стекла — всё перемешивается в моём сознании. Отвлекающий манёвр прекрасно срабатывает. Очередная порция боли пронзает мою ладонь за секунду до того, как нож для бумаги выбивает из неё.

Отчим и дальше не церемонится. Мой жалкий вскрик застревает в горле, когда его ладонь смыкается на моей шее, после чего новый виток боли достаётся уже спине, приложенной о покрытую лаком столешницу. Брыкаться, пинаться — бесполезно. Как о бетонную плиту самовольно стучаться. Да и на этом он не останавливается. Взбирается сверху, одновременно придавливает собой и дёргает на себя снова, ударяя об стол повторно.

В ушах противно звенит, перед глазами опять плывёт. Сердце колотится, как заполошное. Но я не слышу его ритм. Реальность ускользает. Правда, лишь до той поры, пока в разум не врезается треск моей хлопковой футболки. Это как укол двойной дозой адреналина. Нет, не помогает ожить, не добавляет силы. Наоборот. Передоз. В горле пересыхает. Ни единого звука из себя выдавить не получается. Кислород в лёгких тоже заканчивается. Фролов всё ещё душит, а у меня не остаётся сил продолжать упорно цепляться за его руку, чтобы хоть как-то оттянуть момент, когда меня всё же вырубит.

— Всё, что от тебя, бл*дь, требовалось, это отшить его, — доносится злое, сочащееся ядом. — Как ты всех других отшивала. Из года в год, — звучит почти упрёком, наряду с новым ударом, на этот раз другой его рукой, по моей щеке, отчего на лице остаётся жгучий след. — А ты что, бл*дь, сделала?! Грёбаная шлюха! — ещё один рывок и моя футболка окончательно разорвана. — Понравилось трахаться с ним, да?! — орёт уже с визгливыми нотками, пока я беспомощно хриплю и задыхаюсь, тщетно пытаясь спихнуть с себя тушу весом в полтора центнера. — Понравилось, да, маленькая грязная шлюха?! — повторяет он одно и то же, будто переклинило, а вслед за испорченной футболкой слышится шлёпок по плечу от оттянутой лямки бюстгалтера. — Думаю, тогда мне тоже понравится…

Рывок, и металлическая пуговица на моих джинсах отлетает куда-то в сторону. Время замедляется. Различаю и отчётливо запоминаю каждое мгновение, что врезается в мою память фоновым звоном упавшей на пол застёжки. Молния расстёгнута, верхняя часть моего тела едва ли прикрыта хоть чем-нибудь. А я… Я думаю не о том, насколько мне паршиво. Совсем нет. Я сожалею о том, что не дотянусь до лезвия, заключённого в синий пластик. Оно где-то там, на полу, вполне возможно, рядом с оторванной пуговицей… И единственное, что удаётся подцепить пальцами, пока я наощупь шарю по бумагам и гладкой поверхности рядом со мной, это — самая заурядная перьевая ручка. Металлический корпус: холодный, гладкий, с заострённым концом. Не уверена, что этого окажется достаточно, но всё же сжимаю канцелярский предмет, заношу и вонзаю, всё также, не глядя. Не промазываю. Попадаю. Даже не смотря больше на мужчину, жадно хватая ртом воздух, как только появляется такая возможность, я слышу истошный вопль Фролова, раз за разом втягивая в себя как можно больше кислорода.

Со стола не сползаю, сваливаюсь. Вместе с полуторацентнеровой тушей, которая всё ещё вопит, с неподдельном ужасом уставившись на перо в своём плече. Снова ударяюсь спиной. Однако боли уже не чувствую. От мужчины отодвигаюсь как можно дальше, попутно поднимая на груди стянутый бюстгальтер. До сих пор не верю. Ни в то, что собирался сделать он. Ни в то, что сделала я. Хотя моя порванная одежда и расползающееся багровое пятно на его рубашке — самые прямые доказательства.

— Сука, я тебя рядом с ним упрячу! — заново вопит отчим.

Должно быть, это всё шоковое состояние. Потому что, если у меня и была пауза, то теперь она заканчивается. Ручку он из себя так и не вытаскивает. Но снова бросается на меня. Уклоняюсь. Мужчина врезается в стену. А я подхватываю тот самый канцелярский нож.

— Я же тебя им же и прирежу, маленькая шлюха!

— В любом случае, это не будет так легко! — не остаюсь в долгу, рывком перекатившись от него ещё подальше.

Меня колотит. Руки дрожат. И моя последняя возможность защиты тоже не особо крепко держится в зажатом кулаке. Но, как я и сказала, легко ему точно не будет. Не в этот раз. Я — не Лиза Маслова. Не моя мать. Я так просто не сдамся.

— Я лучше реально сдохну, чем подпишусь под всем этим твоим дерьмом и подставлю его, — добавляю тихо, но весомо. — Хоть что делай, я такой как ты ни за что не стану, — усмехаюсь, не скрывая пропитывающей меня горечи.

Слишком громкое заявление. Но сказанного не вернёшь. К тому же…

— Тварь безмозглая!

Ещё один его рывок в мою сторону, на этот раз неуклюжий. Но и я в скорости не особо сильна после всего произошедшего. Фролов запинается об мою ногу, падает, вместе с тем ловит меня, дёргая на себя, не позволяя удрать. На мой скудный протест не обращает никакого внимания. В считанную секунду снова оказываюсь под ним. В голове давно шумит, поэтому сопровождающий всё это безумие грохот распахнувшейся двери я различаю не сразу. Как и не сразу осознаю, по какой такой причине вес чужого тела больше не давит на грудь, мешая дышать. Лишь короткий глухой удар непонятно кого и обо что, после которого пространство опять наполняет скулёж отчима, окончательно возвращает меня в реальность. В ту, где я уже не одна. Хотя, признаться, глазам своим я не сразу верю. Фролов же меня сбиваюсь со счёта сколько раз головой обо всё подряд прикладывал. Вдруг это всего лишь плод моего воображения? А не…